Наталья Терехова: Я сбежала к бывшему мужу Анны Ковальчук от ревнивого мужа и пропала с экранов. Вот почему

Я долго думала, что взрослая жизнь — это когда ты терпишь: ролей мало — терпишь, муж ревнует — тоже терпишь.

Но однажды я взяла сумку, закрыла дверь и ушла туда, где мне позволили дышать полной грудью — в театр, к партнеру, которого за глаза называли «бывшим мужем Анны Ковальчук», а для меня он стал…Но в общем обо всём по порядку.

«Линии судьбы» и первый громкий голос

Меня зовут Наталья Терехова. Я из Ленинграда. Дед был артистом балета, мама — медсестра, папа — врач, который в 90-е ушёл в бизнес.

В театральный я шла без плана «Б» и поступила в СПбГАТИ. Моей первой «настоящей» сценой стал театр «Комедианты»: «Дачницы», «В Париж», «Брысь!», «Беда от нежного сердца» — эти названия до сих пор пахнут кулисами, пылью и новыми туфлями, которые натирают пятки в премьеру.

В кино всё началось вроде бы скромно: эпизоды в «Улицах разбитых фонарей», «Агентстве “Золотая пуля”», «Убойной силе». А потом случились мои «Линии судьбы».

Я играла Юлю Вершинину — девочку из большой семьи, где каждый держится за каждого, даже если жизнь подпиливает ножки у стула.

У сериала был оглушительный успех, Валентина Талызина взяла «Золотого орла», и меня, кажется, впервые стали узнавать в метро. До сих пор слышу: «Ой, это же Юля!»

Кино как проверка на диапазон

После «Линий» я рванула в разные стороны — и это было счастьем.

В мелодраме «Алька» я стала Надей — балериной, выброшенной войной в мир, где пуанты не спасают. В «Пете Великолепном» — той самой лёгкой городской сказке — была Ольгой Одинцовой с её стойкой улыбкой, под которой всегда немного щемит.

А потом пришла «Колдовская любовь»: моя Женька — простая деревенская девчонка, которой приписали ведьмин дар. Я-то к заговорам равнодушна, но обожаю видеть, как у героини вдруг проступает внутренняя сила — не мистическая, человеческая.

Чуть позже меня затянуло в совсем другой тон — «Жить сначала». Подстриженные ногти, скрип наручников, взгляд в железную миску… Политзечка Наташа Яневская дала мне пережить то, что лучше бы никто не проживал.

А ещё была новогодняя фантасмагория «Первый дома», где я — прислуга у королевы Александрины. И вот это всё — от лагерной камеры до придворной прислуги — моя профессия и мой характер: не выбирать «один-единственный правильный» жанр.

Когда любовь путает сцены и кулисы

Теперь — о самом личном. Я правда рано вышла замуж. Мы с Виталием Исаковым учились вместе, и мне казалось, что совместная молодость — лучший фундамент. Оказалось — не всегда. Ревность — кислота, она проедает даже самый крепкий камень.

Он мог прийти на площадку и устроить разнос: «В этой сцене — не снимать! Вон там — переписать!».

Сначала я оправдывалась: мол, профессия, кадр, партнёр. Потом перестала оправдываться и стала молчать. А тишина в браке — это когда каждый живёт в своей комнате при закрытой двери, и даже чайник кипит отдельно.

Я терпела. А потом перестала. Что-то включилось — инстинкт самосохранения, наверное. Сыгранные сцены не стоят сломанных костей души. Я подала на развод.

«Бывший муж Анны Ковальчук»

Мы с Анатолием Ильченко работали вместе в «Комедиантах». В афишах он значился партнёром, в разговорах — «бывшим мужем Анны Ковальчук», а в моей повседневности стал тем самым человеком, с которым впервые тихо. Не «тихо» как в болоте, а «тихо» как в библиотеке: слышно своё дыхание, свои мысли.

Мы не бегали от камер — нам было не до них. Мы ходили в гримёрку по одному коридору, репетировали «Поминальную молитву», где мне досталась Годл, и учились жить без чужих комментариев.

В 2011-м родился наш Митя, в 2013-м — Артём. Да, у Толи есть взрослая дочь Злата, и да, мы все умеем сидеть за одним столом без напряжения — это кажется экзотикой для светской хроники, но в семье это называется «уважение».

Я помню, как Толя впервые поставил Митю на лыжи. А я — как впервые разрешила себе не смотреть на телефон между актами. Потому что дома — понимают.

Почему я ушла с экранов

Этот вопрос мне задают чаще всего. И каждый раз я улыбаюсь: не «ушла», а «выбрала другой масштаб». С рождением детей кино перестало быть марафоном, где ты должен забегать на бесконечные площадки, а стал выбором нескольких историй, за которые не стыдно.

Я стала чаще говорить «нет» — и это оказалось труднее, чем говорить «да». Театр в этой логике — идеальное убежище.

Он требует полного присутствия: «Волки и овцы» с моей Купавиной, «Поминальная молитва», «В Париж!» — спектакли, где ты возвращаешь себе мышцы профессии и позвоночник характера.

Я правда в последние годы снималась мало. Почти не снималась. Взяла ровно столько, сколько могла прожить честно — и это был детектив Петра Амелина «Лютик и Анютик». А в этом году я отметилась в «Анна Медиум-4», поэтому, как видите я здесь, с вами, пускай и не громкими ролями.

Что дальше

Дальше — без обещаний «вернусь громко». Я уже возвращалась тихо — в роли, где много воздуха и мало слов, в проекты, где команда уважает границы, в театр, где зритель видит, как бьётся у тебя на шее жилка. Я люблю кино и никуда от него не делась. Просто перестала путать его с жизнью.

Иногда на поклон после «Поминальной молитвы» выходят те, кто когда-то полюбил мою Женьку из «Колдовской любви» или Юлю из «Линий судьбы». И я слышу: «Мы вас потеряли». Я улыбаюсь, кланяюсь и думаю: «Я здесь. Просто научилась быть — без суеты».

Если коротко, то мой путь — про право выключать лишний свет. Про свободу без скандалов. Про любовь без громких заголовков. Про профессию, в которую всегда можно вернуться, когда тебя не рвёт на части. И про дом, где утром пахнет глиной, какао и детскими лыжами у двери.