Никаких тусовок, моды, губ и хайпа. Только дети, сцена и тишина — как выживает Тарханова
Никаких тусовок, моды, губ и хайпа. Только дети, сцена и тишина — как выживает Тарханова
В шоу-бизнесе есть актрисы, которых не встретишь на тусовках, не увидишь с бокалом в stories и не услышишь в скандалах. Но ты точно помнишь их лица. Их героинь. Их силу. Глафира Тарханова — из таких. Не кричит, не выпячивает, не бьёт себя в грудь. А просто делает своё — на экране, в театре, дома, в жизни.
А ведь история у неё такая, что многие бы сломались ещё в самом начале. Тарханова родилась в семье артистов, но это не значит, что жила богато. Родители были актёрами Москонцерта, ездили по стране с кукольным театром, а воспитывала её бабушка. Бедно, но с любовью. Кружки, хор, плавание, английский, фигурное катание — не для понтов, а чтобы девочка не сидела без дела.
Но в три года начался первый удар. Отец — опухоль мозга. Потеря зрения. Дом, где маленькая Глафира водила отца за руку, потому что он не видел ничего. Она была его глазами. И с того момента стала взрослой. Не по возрасту — по духу.
Он вешал в комнате боксёрскую грушу. Учил её бить. Сам ходил на тренировки, работал руками, не жаловался. Даже когда было больно. Даже когда уже понимал, что конец близко. Он готовил её — к жизни без него. А она впитывала — стойкость, терпение, уважение к труду. Это была её первая школа выживания.
Когда родной человек становится бухгалтером твоей жизни
Многие думают: вот он, отчим — человек, который спасёт, поддержит, заменит отца. В её случае это было совсем не так. Когда в семье появился Михаил — друг отца, который вернулся из Канады, — всё выглядело как новая надежда. Отец Глафиры даже посадил её напротив и спокойно сказал: «Он будет рядом, когда меня не станет». Казалось бы, благородно.
Но очень скоро выяснилось: новый мужчина в доме будет считать всё — вплоть до её первого гонорара.
Ты подросток, снимаешься в массовке, подрабатываешь уборщицей, звонишь по анкетам, чтобы заработать хоть что-то. А дома — «всё по-честному, всё пополам». Он не говорил «горжусь тобой». Он говорил — «делим». Она жила не как девочка, а как маленький взрослый: без брендовой одежды, с косыми взглядами одноклассников, с вечной стеснённостью в теле и в душе.
Она выросла, зная, что на себя надеяться можно. А на других — не всегда.
Потом в семье появились младшие — Илария и Мирон. И Глафира впервые почувствовала: её место — больше не в центре. Но она не бунтовала. Не жаловалась. Просто ещё сильнее закрутила внутреннюю пружину. И пошла вперёд. Не через слёзы — через дело.
Не голос, а голос характера
Сначала родители мечтали, что она будет певицей. Её даже перевели в школу при Вишневской — ту самую, для будущих звёзд оперы. Но Глафира быстро поняла: голос есть, но не тот. И главное — не про это. Её тянуло в другое. В театр. Не туда, где поют на высоких нотах, а туда, где живут — через текст, через паузу, через взгляд.
Она пошла в театральный. Сразу — в «Щепку» и МХАТ. Приняли в оба. И она выбрала МХАТ — потому что там был Константин Райкин. Потому что было настоящее. Потому что там требовали не выглядеть, а быть.
И она была. Уже на втором курсе — главная роль. После вуза — «Сатирикон», двадцать лет службы в одном театре. Где, между прочим, не каждый выдерживает и два. Но она не искала удобств. Она шла в глубину.
А потом — сериалы. «Громовы», «Измены», «Тайны следствия», «Склифосовский». Роли разные, лица разные, образы разные. Но везде — одна она. Настоящая. Без наигрыша. Без маски. И именно за это её полюбили.
Она не кричала о себе. Она просто работала. Делала. И всё это время — жила в режиме между сценой, съёмками и… строгостью дома, которую себе не заказывала.
Любовь с условиями
Ты влюбляешься. На съёмках. Он — коллега, актёр, сильный, харизматичный. Всё происходит быстро, честно, красиво. Через три месяца — предложение. Ещё через три — свадьба. Кажется, что это и есть судьба.
Глафира вышла замуж за Алексея Фаддеева — не за киногероя, а за человека, с которым, как ей казалось, можно идти по жизни. Венчались в церкви. Праздник был скромный. Настоящий. Без понтов. Только родные. Всё по любви.
Но вот только с самой любовью пришли… правила. Список «нельзя», который вырос быстрее, чем список покупок в детский сад. Нельзя сниматься в откровенных сценах. Нельзя дружить с бывшими. Нельзя короткие юбки. Нельзя макияж.
«После спектакля — сразу умойся», — говорил он. «Я тебя хочу обнимать, а не тётю Мотю со сцены». И в этом было что-то от контроля. Что-то от страха. Что-то от желания закрыть любимую в стеклянной банке, чтоб никто не видел.
Она, конечно, приняла. Ради любви. Ради семьи. Ради детей, которые начались один за другим. Но кто знает, сколько раз в душе ей хотелось накраситься — не для кого-то, а просто для себя.
Пятеро. И каждый — как вызов
Корней, Ермолай, Гордей, Никифор… Эти имена звучат как будто из сказки. Сильные, редкие, с характером. И каждая буква в них — продумана. Особенно «р». Потому что, как говорит сама Глафира, она придаёт звучанию стержень. И детям — тоже.
Первого сына она родила в 2008-м. Потом второго. Потом третьего. И четвёртого. И вот уже в 2024 году — девочка. Лукерья. Долгожданная. Первая в этом мужском батальоне. Маленькая победа после четырёх мальчиков, каждый из которых — с криком, с характером, с волей. Все — домашние роды. Все — в кругу самых близких. Без палаты, без белых стен. Только она, акушерка и её муж.
И всё это — без истерик в соцсетях. Без вечных «гляньте, какая я мать-героиня». Она не делает из семьи шоу. Они почти не показывают детей. Не пиарятся на родительстве. Просто живут. Строго, по-своему, но живут.
А она — работает. Уже через 12 дней после пятых родов вернулась на площадку. Потому что сцена — это не отпуск от дома. Это её вторая комната. Её вторая роль. Только в ней — она сама.
И вот тут ты понимаешь: перед тобой не просто актриса. Перед тобой — женщина, у которой каждый ребёнок — как новая глава. И ни одну она не переписывает.
Не в золоте — в корнях
Знаете, бывают женщины, на которых смотришь — и не понимаешь, как они всё успевают. У Глафиры пятеро детей. Один муж, 19 лет в браке. Театр, кино, учёба, роды, быт, бесконечные съёмки. И всё — без истерики. Без нытья. Без драм на публику.
Она даже в МГУ пошла учиться на психолога — не ради корочки. А чтобы понять. Себя. Его. Их. Чтобы разобраться, как сделать крепче то, что трещит у многих. Семью. Ту самую, которую сегодня принято спасать только через развод.
А она — спасала через знание. Через разговор. Через «давай попробуем». Через «я не хочу тебя терять».
И сегодня, когда смотришь на неё — спокойную, собранную, без хайпа — начинаешь верить: может, и правда можно выжить в этой стране, в этой индустрии, в этой жизни — без пафоса. Просто — на собственных корнях.
В ней нет фальши. Она не выдаёт себя за идеал. Но и не позволяет себе разлететься на куски. Потому что где-то там, в ней самой, ещё с детства висит тот самый боксерский мешок. Повешенный слепым отцом, который учил: «Ударила — стой. Приняла — держи. Упала — встань».
И она встаёт. Каждый день. Ради себя. Ради мужа. Ради пятерых. Ради зрителей. Ради тех, кто до сих пор не знает, насколько сильной может быть женщина с тонким голосом и железной волей.
